Художественный руководитель балета Юрий Бурлака: «Мне не стыдно за то, что мы делаем»

За каждой балетной постановкой стоит не только ежедневный труд артистов, но и работа хореографов, балетмейстеров и, конечно, художественных руководителей. Узнали у заслуженного артиста Российской Федерации, педагога и художественного руководителя балета Самарского академического театра оперы и балета Юрия Бурлаки, как танец стал неотъемлемой частью его жизни, какие чувства он испытывал, когда переезжал из столицы в провинцию, и что удивило его в театре, городе и самарском зрителе.

^{Фото: Екатерина Ершова}

«Я до сих пор не знаю, где мой дом: в Москве, в Самаре или где-то ещё» 

Изданию Смр.Собака.ru  вы рассказывали, что в детстве часто бывали в Самаре (тогда Куйбышеве), и у вас даже сохранились фотографии около нашего драмтеатра. Остались ли ещё какие-то воспоминания о городе?

Мой отец – моряк. До моего рождения он ходил по всему миру, а после выбрал работу поближе к семье и перешёл в туристический речной флот. По маршруту «Москва-Астрахань» выполнял рейсы каждые 20 дней, поэтому ребёнком я часто бывал в Самаре. Да, фотографии у меня и правда сохранились, и, что самое интересное, разбирая домашние архивы, я обнаружил, что у меня больше нет детских кадров, кроме как у Самарского драмтеатра разных лет. Такая судьба.

Я впервые приехал в Самару (тогда Куйбышев) лет в 11. Помню, как меня поразила местная архитектура, несмотря на то, что я коренной москвич. С особой теплотой вспоминаю именно районы Речного вокзала и театра оперы и балета. С папой я путешествовал по многим городам на Волге. Такого уюта, как здесь, не было практически нигде. 

В 2017 году вы переехали в Самару. Как это произошло? 

Пригласила меня в Самарский театр оперы и балета удивительная женщина Светлана Хумарьян. Мы не были знакомы. Но потом, когда мы подружились, стали плотнее общаться, оказалось, что до приглашения она долго и пристально за мной наблюдала. В Самару меня позвали заняться постановкой к юбилею нашего «Пушкина в балете» – Мариуса Петипа. Это была отличная возможность посмотреть на меня в работе и заодно показать мне театр. Я не раздумывая согласился.

Не тяжело ли было расставаться с родной Москвой?

Для меня в этом нет ничего тяжёлого – такая профессия. Объездил весь мир, постоянно отсутствовал в столице. Я до сих пор не знаю, где мой дом: в Москве, в Самаре или где-то ещё. И это совершенно нормальная история для всех, кто работает в этой профессии.

^{«Пригласила меня в Самарский театр оперы и балета удивительная женщина Светлана Хумарьян». Фото: Екатерина Ершова}

Какие ощущения были от города, который был знаком с детства?

Он стал лучше, чем был в моих детских воспоминаниях. Самара мне открылась совсем с другой стороны, и я посмотрел на неё иными глазами. Все красоты города здесь разглядели внимательнее и решили их правильно подать. В Самаре, как мне кажется, очень хорошо работают реставраторы. Некоторые исторические здания сохранились лучше, чем в Москве.

А ещё именно в Самаре я впервые узнал, что такое настоящий закат. В столице неба почти не видно. На самом деле и здесь я вижу не так много, потому что свободного времени почти нет. Как только появляется возможность, стараюсь выбираться на прогулки.

Где любите гулять?

В Струковском саду. Мне он сразу понравился. На самом деле, я закрытый и замкнутый человек. Посидеть на скамейке и почитать книжку в Струковском – вот это про меня.

^{«Я закрытый и замкнутый человек». Фото: Екатерина Ершова}

«Моей задачей в Большом театре было – остаться человеком» 

С Москвой, как я поняла, расставаться было несложно. А с Большим театром, где вы работали до Самарского театра оперы и балета?

Абсолютно нет. Это то место, где ты сразу понимаешь, что это не навечно. Ты служишь театру определённое количество времени. Моей задачей в Большом театре было остаться человеком.

Что вы имеете ввиду?

Когда ты приходишь в театр уже не в роли руководителя, важно, что тебе всё равно рады и вахтёры, и артисты балета, и педагоги. Понимаешь, что ты неплохой профессионал. Большой театр – это сгусток творческих людей. И руководить труппой, в которой не 80 человек, а 220 – очень не просто. Представьте, что вы координируете целый город, каждый житель которого амбициозный, со своим характером. В этом деле мало быть хорошим профессионалом, нужно иметь крепкие нервы, проводить время с пользой не только для себя, но и влиять на жизни и рост тех людей, которые находятся рядом. Это самое сложное. И я считаю, что эта задача выполнена мной очень хорошо. 

Как встретил вас Самарский театр оперы и балета?

Театр мне чрезвычайно понравился. Здесь потрясающая чистота. Первое время я даже думал, что это просто так совпало с моим приходом. Но нет. Чисто всегда.
Больше всего меня поразило, что даже за сценой всё разложено по полочкам. Такого я не видел ни в одном российском театре. Это меня потрясло до глубины души. 

А коллектив сразу принял?

По-разному. Порой было не просто. Я человек со столичными взглядами на многие вещи. И для меня главное – это то, что происходило на сцене, а там было над чем работать. Но после Большого театра мне ничего не было страшно. Это в жизни я мечтательно-задумчивый, а в профессии скорее реалист. Эта работа очень жёсткая, она воспитывает в тебе сильные качества начиная с самого первого занятия в балетной школе, когда ты постоянно смотришь на себя в зеркало. И ты должен смотреть в это зеркало широко открытыми глазами, замечать как свои достоинства, так и недостатки. Главное, чтобы этот взгляд со временем не замылился. 

Когда я только пришёл в театр, столкнулся с сопротивлением. Постепенно мы все стали другими. Сейчас коллеги из других городов отмечают, что наш театр изменился. И мне не стыдно за то, что мы делаем.

^{«Для меня главное – то, что происходит на сцене». Фото: Екатерина Ершова}

Вам пришлось стать не только руководителем, но ещё и психологом, наставником?

Да, балетная труппа – это твоя семья. Все радости и горести других людей становятся твоими: кто-то заболел, кто-то рожает, у кого-то проблемы дома. Много встреч с ребятами происходит в моём кабинете.

Молодые артисты часто обращаются за советами?

Понадобилось много времени, чтобы они поняли – за моей внешней недоступностью стоит человек, который уже всё это проходил. Через какое-то время ребята осознали, что ко мне можно обращаться, и сейчас делают это по совершенно разным поводам. И я не могу не помочь. 

«Важно, что театр – это не только хорошо обученные артисты. Это ещё и репертуар, на котором они растут» 

Вы сказали, что вам не стыдно за то, что делаете. В какие моменты гордость за театр ощущается максимально сильно?

Был такой балетмейстер Август Бурнонвиль, который говорил, что для него радость, когда у ученицы наконец-то получилось выполнить одно из сложных движений. Поводов для радости и гордости много: от небольших свершений до успешных спектаклей. Я вижу, что люди растут профессионально.

А аудитория растёт вместе с вами?

Балет всегда был элитарным искусством, и в этом нет ничего дурного. Большинство наших зрителей – это те, кто приходят на выступления постоянно. Но и на месте мы не стоим: аудитория растёт. Не так массово, как, например, в поп-музыке. Но мы очень дорожим каждым человеком. И, как мне кажется, это взаимно.

Аудитория меняется и растёт вместе с нами, а мы стараемся радовать её новым репертуаром. В Самаре зрители потрясающие: я никогда не видел, чтобы, например, в Москве весь зал самостоятельно, без посторонней инициативы, вставал после завершения спектакля в знак благодарности всем работникам театра. Сначала я думал, что это произошло один раз. Но я вижу это на протяжении шести лет.

^{«Балет всегда был элитарным искусством, и в этом нет ничего дурного». Фото: Екатерина Ершова}

В интервью для «Самарской газеты» вы упомянули, что даже в столице балет может быть провинциальным. А бывает ли наоборот?

Да, и мы стремимся к этому. Могу сказать, что мы уже не провинциальные. Театр – это люди, а люди – это школа, которую они закончили. Чем лучше школа, тем выше уровнем артисты. Важно, что театр – это не только хорошо обученные артисты. Это ещё и репертуар, на котором они растут. И чтобы расти, те люди, которые в этом театре служат, должны смотреть на вещи широким взглядом. Неважно, откуда они – из Москвы или из Самары – артисты должны сохранять достоинства и избавляться от недостатков. Тогда провинциальный театр перестаёт быть таковым.

Сейчас примеров качественного балета из регионов в нашей стране много. Например, здорово получается у коллег из Перми и Екатеринбурга. С другой стороны, можно быть провинциальным театром в столице. Дело в людях и их понимании, как должны складываться винтики, чтобы получились механизмы, а уже из механизмов – единый слаженный организм. 

«Группа отстающих по математике превратилась в выдающихся деятелей балета» 

Есть ощущение, что артисты балета очень рано взрослеют. Так ли это?

Балетная школа – это не просто общеобразовательное заведение, которое есть в каждом городе и посёлке. Часто при крупных балетных школах работают интернаты, где живут дети из других городов. Попадают они туда в десятилетнем возрасте.

Я был москвичом. Мне было проще, ведь я каждый вечер возвращался домой к родителям. Но у некоторых такой возможности нет. Вот так с десяти лет у многих и начинается взрослая жизнь.

^{«Театр – это не только хорошо обученные артисты». Фото: Екатерина Ершова}

Насколько мне известно, вы начали увлекаться музыкой в пять. И именно музыка привела вас в балет. 

В детстве я не собирался становиться артистом балета, мне действительно больше нравилась музыка. Родной брат моего папы делал аккордеоны и баяны. Дома у меня даже был концертный баян: он привлекал меня своим внешним видом, но играть на нём я даже и не пробовал. С пяти лет меня тянуло к скрипке. Потом я услышал, как звучит рояль, и понял, что хочу быть пианистом. Так я пошёл заниматься в музыкальную школу. Параллельно моя мама решила отдать меня в танцевальный кружок. 

Она когда-нибудь объясняла, почему ей этого захотелось?

Мама у меня собиралась быть цирковой артисткой, если точнее – воздушной гимнасткой. Она даже некоторое время училась в цирковой школе. Но в её семье наступили тяжёлые времена: работал только отец, платить за обучение было нечем. Ей пришлось бросить учёбу на последнем году и пойти работать на завод, делать галоши и сапоги. Она продолжала ходить по театрам и музеям. И, как мне кажется, свои мечты хотела воплотить во мне, за что я ей безмерно благодарен.

Как мама поняла, что вам нужно в хореографию?

Конечно, ей подсказали педагоги, что такому стройненькому, пропорциональному мальчику это подойдёт. А ещё мама работала рядом с балетной школой. Было удобно, когда ребёнок всё время находился рядом.

В детстве вы часто ходили с мамой в музеи и театры?

Ходил, но не могу сказать, что часто. Обычно мы посещали выступления вместе с моим педагогом, который вёл меня всю школу. Он знал меня, кажется, лучше, чем мои родители, и научил меня многим важным вещам. Помню, что он даже давал мне посмотреть кассеты с балетными выступлениями.

^{«Педагог по балету называл меня и «мешком с нотами», и «юношей бледным со взором горящим». Фото: Екатерина Ершова}

Вы маме не говорили о том, что хотели бы заниматься только музыкой?

Да, говорил, потому что первое время я вообще не понимал, зачем хожу на хореографию. Занятия были под аккомпанемент рояля: я слушал только его и вовсе не думал о том, зачем пришёл в класс. В первый год балетной школы ты ещё не понимаешь, какой труд стоит за красивой картинкой. Поэтому я просто выполнял все задания и был послушным ребёнком.

Педагога по балету привлекала моя музыкальность. Он считал это важным навыком. Кем он меня только не называл: и «мешком с нотами», и «юношей бледным со взором горящим». Не помню, в какой момент, но для себя я решил, что нужно сделать внутренний выбор. И выбрал балет. Наверное, это было не просто.

Как был выстроен ваш день? Это были только тренировки и учёба?

Такова жизнь тех, кто занимается балетом. Артисты всегда находятся в своём мире, и он у них действительно особенный. Хотя бы потому, что практически вся жизнь проходит в одном и том же помещении.

К девяти утра я добирался до балетной школы из другого района Москвы и оседал там практически до половины девятого вечера. Был единственный перерыв на обед, на котором мы выкраивали время, чтобы доделать незавершённые дела. В одном здании была и балетная, и обычная школы – приходилось совмещать. По своей натуре я всегда был гуманитарием, меня тянуло к истории и литературе. С точными науками было плоховато. Помню, что у нас даже сформировалась группа отстающих по математике. Сейчас эта группа превратились в выдающихся деятелей балета. 

После учёбы я ехал полтора часа домой, делал уроки и ложился спать. В единственный выходной – воскресенье – ходил в театры и музеи. И это была нормальная жизнь для учеников балета.

Не было ли внутри какого-то желания пойти с мальчишками во двор поиграть в футбол вместо балета и учёбы?

А я этих мальчишек и не видел: уходил из дома рано, приходил поздно. Артисты балета, как я уже говорил, находятся в своём мире. Для них жизнь проходит где-то за окном балетного зала. Вполне нормально, что у меня не было друзей не из моей школы. Я начал по-настоящему узнавать жизнь, только когда её закончил и стал молодым артистом театра.

А было ли такое, что в детстве приходилось сталкиваться с какими-то стереотипами о том, что балет и в целом танцы – дело не для мальчиков?

Как ни странно, нет. Никогда никаких проблем с этим не было, меня никто не задирал и не обзывал. Наоборот, относились уважительно.

^{«Артисты балета находятся в своём мире. Для них жизнь проходит где-то за окном балетного зала». Фото: Екатерина Ершова}

«Я ничего не умею, кроме балета. Даже гвоздь не могу дома забить» 

После балетной школы вы были уверены, что балет навсегда с вами?

Да, но я сразу же начал задумываться о том, что будет после окончания моей танцевальной карьеры. Профессиональная жизнь артистов балета – одна из самых коротких. В 38 лет мы уже пенсионеры. Поэтому нужно заранее думать, что будет после.

В середине карьеры я поступил в ГИТИС на балетмейстерский факультет. Потом я закончил московскую академию, которая к этому времени уже превратилась в институт, начал преподавать и поступил в аспирантуру. Всё было параллельно с балетом. 

То есть мыслей, что после 38 лет вы хотели бы заняться чем-то другим, не было?

Никогда, потому что я любил и люблю свою профессию. И до сих пор не потерял интереса к театру. Моё поколение не склонно менять профессии: ты можешь быть педагогом или хореографом, но сфера деятельности остаётся той же. Сейчас же совсем другая жизнь, многое изменилось: артисты балета уходят в совсем далёкие сферы, о которых в своё время я и не мог подумать.

Например?

Они становятся таксистами, экономистами, дизайнерами, продавцами. У меня не было даже мыслей сменить род деятельности. Да я ничего и не умею, кроме балета. Даже гвоздь не могу дома забить. Я полностью нашёл себя в музыке и балете.

^{«До сих пор не потерял интереса к театру». Фото: Екатерина Ершова}

Фото обложки: Екатерина Ершова