Говорим – «звонарь», представляем церковного служителя в длинной чёрной рясе, предпочтительно с бородой и огромным крестом на шее. Развеиваем стереотипы и знакомим вас со звонарём, актёром театра драмы и художником Саввой Зориным. Вспомнили с ним знаковое интервью шестилетней давности и сделку с мамой, узнали больше про дресс-код и зарплату хозяина колокольни и разобрались в колокольном звоне с отсылками к ранним The Prodigy, джанглу и дабстепу.
Звонарь, актёр театра драмы и художник Савва Зорин. Фото: Виталий Шабинский
«Возвращаться к старым интервью – это как заходить в переписку 2010 года»
Савва, я узнала про тебя в 2018 году, когда Люба Саранина из «Большой деревни» брала у тебя интервью. Тогда оно здорово выстрелило. Как вы нашли друг друга?
Интересно, что у нас с Любой совершенно разные версии нашего знакомства. Я расскажу свою: «Большая деревня» хотела сделать материал про фестиваль колокольного звона в Самаре. А я как раз был в команде организаторов. В списках контактов Люба нашла меня – с аватаркой «ВКонтакте» в каких-то неоновых цветах, с закрытым лицом. В общем, так было модно среди тех, кто пытался косить под школьников. Изначально мы хотели сделать акцент именно на фестивале, но этого не вышло. В итоге получилась статья больше про меня.
Любе огромное спасибо, потому что именно то интервью дало мне мощный толчок во многих сферах.
В чём заключался этот толчок?
Я стал больше общаться с ребятами из институций, меня начали приглашать участвовать в выставках и перформансах. Как раз в это время я познакомился с Ильёй Саморуковым, куратором Музея модерна: мы делали вместе перформансы на Ночи музеев и Ночи искусств. Я начал искать художников-ровесников, хотел создать своё объединение. Что-то по типу самарского Black Star с молодыми и творческими людьми. Со временем стал соучредителем галереи «Олег», продолжил заниматься колокольным звоном, объездил множество фестивалей и открыл свою фотостудию.
«Я начал искать художников-ровесников, хотел создать своё объединение. Что-то по типу самарского Black Star с молодыми и творческими людьми». Фото: Виталий Шабинский
Тогда ещё была премия «Итоги года», и в 2018 году ты стал «Фрэшмэном». Было неожиданно?
Да, я тогда получил Серебряную козу! Помню, что со мной номинировался ещё Антон Poehali – у нас была здоровская конкуренция. Но только я выходил не как человек с заголовком из разряда «Хочу, чтобы меня называли художником», а как звонарь. Для меня это была маленькая победа.
Жалко, что сайт «Большой деревни» снесли. Ты успел сохранить себе интервью?
Нет. Сейчас мне кажется, я бы сгорел от стыда, перечитывая его. Возвращаться к старым интервью – это как заходить в переписку 2010 года. Даже спустя несколько месяцев. Недавно вышел сериал «Цирк» (16+): я снялся там в супер-коротком эпизоде. Жена предложила мне посмотреть, а я не хочу. Не люблю пересматривать и возвращаться к себе прошлому.
Сейчас вбиваешь в поисковике «звонарь Савва Зорин», и там нет практически ни одного нового интервью. Почему?
Рано или поздно появляются другие инфоповоды, которые интересны людям. Лёгкая шоковость от первых интервью уже прошла. И это нормально.
«Не стоит приходить на колокольню в гавайских шортах и сланцах, но строгого дресс-кода у звонарей нет»
Многие тебя всё равно знают именно как звонаря. Давай коротко расскажем, как ты вообще начал этим заниматься?
Моя дежурная история: в детстве я хотел играть на гитаре, мне её даже подарили, но она просто лежала в шкафу без дела. Когда мне было около 13 лет, мы с мамой узнали, что в храме Кирилла и Мефодия есть курсы по гитаре. Но маму тогда привлекли занятия по колокольному звону. Мне, школьнику, конечно, это было не интересно. Я не понимал, как вообще буду объяснять одноклассникам, чем занимаюсь. Мы с мамой заключили сделку: она пообещала оплатить мне занятия по гитаре, если я схожу хотя бы на один урок по колокольному звону. Я принял условия. Одно занятие за другим – и мне стало интересно. К гитаре после этого так и не вернулся.
Так как ты объяснял одноклассникам, чем занимаешься?
Это не сильно кого-то удивило. В академии Наяновой все спокойно это восприняли. Никто не говорил: «Ты что, совсем с ума сошёл? Ты что, звонарь? Где твоя борода?».
«Я, звоня на колоколах, начал отходить от стандартных шаблонных конструкций, от «классических» ритмических рисунков». Фото: Виталий Шабинский
А мама была счастлива?
Конечно! Максимальное счастье у неё было тогда, когда я стал главным звонарём в храме при Российском Посольстве в Чехии и ездил на один фестиваль за другим. И когда вышла статья в «Большой деревне», конечно же.
Но вся эта авантюра сыграла вообще не в ту сторону, как планировалось. Я, звоня на колоколах, начал отходить от стандартных шаблонных конструкций, от «классических» ритмических рисунков. Начал добавлять элементы джангла и дабстепа. Звонарское комьюнити разделилось на два лагеря. Электронщину на колоколах многие восприняли в штыки. Говорили, что из-за таких, как я, всё и рушится. А некоторые до сих пор восхищаются моим нововведением.
Важно, что я никогда не отходил от устава колокольного звона. Соблюдал всё, что там написано. Но при этом не боялся экспериментировать со звучанием.
Много ли вообще звонарей, которые внедряют элетро в колокольный звон?
Много. Но не все понимают, что они это делают. Есть звонарь, который сильно осуждает моё творчество. Но при этом он украл у меня несколько ритмических рисунков, над которыми я долгое время работал. И у него не возникло даже подозрения, что это отсылка к ранним The Prodigy.
Из тех, кого ещё вспомнил: в Саратове есть прекрасный звонарь, который творит невообразимые вещи. Когда я смотрю на него со стороны, не успеваю уловить ритмику и понять, что он вообще делает руками. Для меня его руки превращаются в размытое облако. И это восторг.
Стоит помнить, что институт церкви живой: пока он существует, он будет развиваться и меняться. И музыка – будь-то хоровое пение или церковный звон – будет деформироваться.
«Не стоит приходить на колокольню в гавайских шортах и сланцах, но строгого дресс-кода у звонарей нет». Фото: Виталий Шабинский
Должен ли звонарь быть воцерковлённым человеком?
По-хорошему, да. Желательно регулярно ходить в церковь, понимать, что в ней происходит. Да и звонарь-атеист – крайне сомнительная история. Я таких знаю, и они, как говорят, занимаются колокольным звоном только как искусством. Я тоже занимаюсь искусством, но в то же время считаю себя православным человеком.
Тебе часто говорят, что ты не похож на звонаря?
Вообще существует стереотип, что если человек имеет отношение к церкви, то он должен ходить с бородой и в длинной рясе. Но это ведь не так.
Но ведь какой-то «звонарский дресс-код» всё равно есть?
А что значит – одеться по-звонарски? Не стоит приходить на колокольню в гавайских шортах и сланцах, но строгого дресс-кода у звонарей нет.
Сколько зарабатывают звонари?
По-разному. Давай представим, что я не занимаюсь ничем, кроме колокольного звона. Мой месячный оклад был бы таким – несколько мешков крупы, пара буханок хлеба и небольшая сумма денег, которую мне заплатили за звон на венчании.
«Согласитесь, если бы это было так, то бабушкам просто была бы не нужна хипстерская кофейня при церкви»
Ты сейчас всё-таки больше звонарь, актёр или художник?
Актёр.
Расскажи, как ты понял, что хочешь быть актёром и как попал в труппу драмтеатра?
Я давно хотел учиться на актёра, уже не могу вспомнить точку отсчёта. Сначала я хотел быть химиком, потом военным, потом военным химиком, а потом мне исполнилось пять лет. Классе во втором я мечтал быть нефтяником, чтобы зарабатывать много денег, затем – режиссёром, а финальной точкой стало актёрское. Я хотел поработать на сцене, чтобы понять, как выглядит индустрия изнутри, а уже потом прийти в режиссуру осознанно. Сейчас меня всё устраивает. Я понял, что выбрал верную профессию.
А про театр – это не я его выбрал, а он меня.
Насколько я понимаю, ты ещё участвуешь в перформансах и иммерсивных постановках вне театра. Например, постановка «Завещание» (16+), где ты играл главную роль…
Мой коллега по театру предложил сыграть мне в иммерсивной постановке роль наркомана. В моём представлении это была роль на пару предложений: представлял, что за всё время я выйду на сцену раза два. А оказалось, что мне досталась главная роль. Помню, что я сильно удивился, когда мне прислали текст: половина всех листов были моими. К слову, в театре на тот момент у меня были небольшие роли, я только начинал свою карьеру. А тут за шесть репетиций мне нужно было освоить огромный материал. И именно эта классная стрессовая ситуация здорово помогла мне в дальнейшей работе.
В анонсе одного из выступлений было написано, что ты по профессии актёр, по призванию – звонарь, иногда – художник. Что значит иногда?
На искусство нужно время. Сейчас у меня в совладении фотостудия art-please «Куб», в которой проходят однодневные выставки, и галерея «Олег». Я служу в театре и продолжаю иногда выходить на колокольни.
«Про театр – это не я его выбрал, а он меня». Фото: Виталий Шабинский
Вопрос, который интересует всех, кто знаком с галереей «Олег»: в честь какого Олега вы её назвали?
Я не имею ни малейшего представления! Хотя я стоял у истоков проекта. Кажется, это была идея Кирилла Флегинского. Галерея «Виктория» на тот момент закрылась на ремонт, а мы открыли свою галерею «Олег».
За пару месяцев мы общими усилиями обустроили пространство: выделили место и для художников, и под репетиционную базу, и под студию звукозаписи, и под выставки.
У вас очень крутое место: локация вокруг Третьяковки становится культурным центром города. Вы находитесь в самом центре «Площади трёх музеев».
Да, мы сейчас хотим втопить ещё сильнее и сделать локацию на Ночь музеев. Что там будет, пока неизвестно.
«Прежде, чем говорить о том, что нужно открывать в Самаре, следует понять, чего хотят люди». Фото: Виталий Шабинский
Такие галереи как «Олег» или ОССИ «МИ», которая открылась на окраине города, для чего нужны Самаре?
Они нужны, прежде всего, тем, кто их открывает – молодым художникам, у которых за спиной два шкафа с картинами, но им негде выставляться. Такие пространства дают классную возможность для старта и помогают найти своего зрителя.
Как считаешь, двух-трёх небольших пространств достаточно для города-миллионника? Или нужно больше?
Хорошо, чтобы их было больше. Но порой нереально найти молодых художников для выставок даже в этих двух-трёх галереях.
И всё же, каких пространств не хватает Самаре?
Когда приезжали ребята из музея современного искусства «Гараж», они сказали, что в Самаре не хватает кофеен. Я их поддерживаю, и вот почему: это место притяжения людей, многоформатные локации. В них можно, например, открывать выставки, как это делает Skuratov Coffee с галереей «Виктория».
Из удачных примеров – кафе-трапезная при храме Антипы в Москве. Это место ещё раз доказывает, что стереотип – церковь, это про бабушек – уже давно не работает. Согласитесь, если бы это было так, то бабушкам просто была бы не нужна хипстерская кофейня при церкви.
Но прежде, чем говорить о том, что нужно открывать в Самаре, следует понять, чего хотят люди. И искать сначала потребность, а не сразу же способы «устранения» этих потребностей.
«Сейчас мне немного грустно, потому что мы окончательно потеряли эту спайку религии с искусством. Это видно, в том числе, по церковной архитектуре». Фото: Виталий Шабинский
Как ты считаешь, есть ли сейчас связь между религией и культурой с искусством?
Сейчас мне немного грустно, потому что мы окончательно потеряли эту спайку религии с искусством. Это видно, в том числе, по церковной архитектуре. Например, раньше храмы строились не просто в актуальных для конкретного времени стилях, а именно в модных – и в классицизме, и в модерне, и даже в конструктивизме. Сейчас такого нет.
Мы сохранили духовность, но церковь стала особняком от культуры. В то время, когда всё меняется и живёт, церковные культура и искусство, христианский арт перестают существовать.
Как это исправить?
Пытаться искать компромиссную середину, где мы будем говорить языком современного искусства о каких-то религиозных вещах. Но самое страшное, что этим можно кого-то оскорбить. Здесь нужно поймать этот шаткий и очень хрупкий баланс.
Фото обложки: Виталий Шабинский
Комментарии ()
Написать комментарий