В конце апреля в Самаре состоялась «Неделя современного танца». В рамках неё провели перформансы, лекции и кинопоказы. Куратором этого события выступала танц-художница и преподаватель лаборатории танцевальных практик «K•ART•OFF•L» Юля Авраменко. Встретились с ней, чтобы узнать, что представляет собой современный танец, как создаются перформансы и какие места в Самаре могут вдохновить танц-художника.
Танц-художник и преподаватель лаборатории танцевальных практик «K•ART•OFF•L» Юля Авраменко. Фото: Виктория Старосельская
«Современный танец работает с принятием себя и разности тел»
Юля, с чего начался твой путь в искусство танца?
Вся моя жизнь связана с движением. Всегда понимала, что хочу танцевать. До 12 лет я занималась художественной гимнастикой – был такой спортивный заход. Потом я начала заниматься танцем, в том числе современным, и решила поступать в наш институт культуры. После окончания уехала в Санкт-Петербург и поступила в магистратуру академии имени Вагановой, где изучала практики современного танца. Для меня это направление было новым. В Самаре подобным никто не занимался на тот момент. Для понимания: в нашем городе существовали в основном эстрадные коллективы, модерн-танец и театры танца. На учёбе я стала заниматься перформативными практиками. И сейчас продолжаю.
Я много общаюсь с друзьями и коллегами из Питера. Вернувшись в Самару в 2018-м, я создала лабораторию танца «K•ART•OFF•L», начала постепенно развивать вот такой вид танца здесь. И мне повезло познакомиться с Самарским художественным сообществом. Очень важный этап для меня – коллаборация с галереей «Виктория». Так же как и участие в фестивале «ВолгаФест-2020». Тогда я делала перформанс на песке, который назывался «Структура для 24», и организовала площадку современного танца с мастер-классами, лекциями и привозными спектаклями.
Сейчас продолжаю заниматься художественными и образовательными проектами. Планирую ещё начать и детские классы вести, в том числе и для развития своих детей.
«Я бы не сказала, что материнство "тормозит", просто появляются новые условия, в которых нужно находить баланс и новые практики». Фото: Виктория Старосельская
Сколько лет твоим детям? Материнство не тормозит творческое развитие?
Младшему сыну Марселю шесть лет, а старшему Матвею девять. Я бы не сказала, что материнство «тормозит», просто появляются новые условия, в которых нужно находить баланс и новые практики. Когда я заканчивала обучение в Вагановской академии, была на восьмом месяце беременности. Я защищала диссертацию и создавала работу, связанную с материнством – танцевала беременной и обнажённой. Это было моё научное исследование и диссертация. С тех пор я не раз делала работы, которые пересекались с этой темой. В прошлом году я показывала перформанс «Мама» (18+) на «Неделе современного театра» в Самаре. Эту работу я выстраивала постепенно в течение шести лет.
Было сложно выйти на сцену в обнажённом виде? Как к этому можно подготовиться?
Надо обосновать для себя это. Я отношусь к наготе как к костюму с определённой знаковостью. Он не всегда уместен. Мой же выбор в пользу такого костюма был абсолютно оправданным. Когда в «Виктории» проходил проект «Дворец культуры» (18+), мы работали с балетной эстетикой. Двое танцоров, которые выступали соло (это каждый раз были разные люди) раздевались.
В спектаклях встречаются варианты и с бежевым бельём, показывающее будто ты голый. Его часто используют. Но тогда теряется смысл, мне кажется. Мне же важно проявить наготу как уязвимость.
«Некоторые говорят: "Я тоже так могу". Но это неправда. Главный стереотип – кажущаяся лёгкость». Фото: Виктория Старосельская
Танец в белье для меня – это более сексуализировано, чем отсутствие одежды. Нагота – это не про сексуальность. А бельё – это сексуально.
Смелое заявление. Не каждый может предстать в таком виде перед зрителями. Кажется, нужно полностью принять себя и своё тело, верно?
На сцене другие условия, нежели в обычной жизни. Я видела много прекрасных перформансов, где есть обнажённое тело, которое никогда не сообщает о развязности или пошлости. Нагота – это про природу, что-то доисторическое и младенческое. Недавно я работала пластическим хореографом в театре-студии «СВОИ», они ставили спектакль «Это было с тобой» (16+). Мне очень нравилось, когда тела были обнажены и на них проецировались изображения. Но участники в итоге решили по-другому. И это важное и верное решение. Всегда. Конечно, должна быть психологическая готовность.
Тело всегда красиво. Противоположное мнение – это происки капиталистической индустрии. Нам навязывают стандарты, которым мы можем не соответствовать. Современный танец работает с принятием себя и разности тел. Мне кажется, это одна из его миссий.
«Смотрим мы на Кандинского. Что мы в нём понимаем? Ничего. Это же абстракция. Язык танца тоже абстрактен»
В Самаре до тебя кто-то занимался современным танцем?
Скорее всего. Современный танец – это очень широкое понятие. Термин «современный» стоит всегда со знаком вопроса. С одной стороны – это то, что мы делаем сейчас. С другой – у этого направления есть корни, которые ведут к американскому танцу, вышедшему из модерна. Его развитие связано с именем Мерса Каннингема и его учениками, которые выступали в Нью-Йорке в церкви Джадсона. Они родоначальники танца пост-модерна. Его трансформация перекликается с философией и с развитием общества 1960-х. В России не было такого пути. Наш современный танец совсем другой.
«Есть поколения хореографов, я – просто представитель одного из поколений». Фото: Виктория Старосельская
Думаю, танец развивается без остановок. Возможно, лет через пять уже появится нечто другое, что мы будем называть современным танцем.
Тебя можно считать одним из первопроходцев в Самаре?
Меня мама так называет (смеется). Мне не хочется закрывать Самару забором от других городов и всего остального мира. Есть поколения хореографов, я – просто представитель одного из поколений.
Как ты можешь описать современный танец, чтобы неподготовленный зритель понял, что это такое?
Есть много разных взглядов на современный танец. Кто-то думает: «А почему они не танцуют, а ходят?» или «Я тоже так умею». Это происходит из-за того, что в понимании существует большой прогал – мы были в советском балете, и вот мы оказались в современном танце. Между ними пропасть. Зритель не узнаёт это искусство. Он обращается к своей памяти, чтобы сопоставить увиденное с прошлым опытом. Но такое искусство – не про узнавание, а про чувство. Понять его достаточно сложно. Например, смотрим мы на Кандинского. Что мы в нём понимаем? Ничего. Это же абстракция. Язык танца тоже абстрактен.
«Когда мы смотрим на что-то незнакомое, наш мозг развивается и остаётся в здоровом активном состоянии». Фото: Виктория Старосельская
Танец очень эфемерный. Он возникает здесь и сейчас, а потом пропадает. Чтобы научиться его воспринимать, нужно пробовать смотреть.
Мне удалось поработать в Александринском театре с новыми медиа. У нас был спектакль «Нейроинтегрум» (12+) с безумным звуком, с датчиками, подключёнными к телу, и трансляцией видео, которое генерировалось за счёт ритмов моего мозга. После показа у нас был диалог со зрителями. Было интересно наблюдать, как он развивается. Сначала люди спорили, что это не театр. Потом у них возникало постепенное привыкание. Дискуссию вёл нейрофизиолог, который объяснил, что на формирование новых нейронных связей требуется время. После первого просмотра перформанса связь может не закрепиться, а в последующие разы она станет прочнее. Когда мы смотрим на что-то незнакомое, наш мозг развивается и остаётся в здоровом активном состоянии. У детей это происходит гораздо легче. Они постоянно впитывают что-то новое. Насмотренность работает, она помогает воспринять широту души и найти спокойствие в восприятии нового. Это становится чем-то нормальным.
«Тело всегда красиво. Противоположное мнение – это происки капиталистической индустрии». Фото: Виктория Старосельская
Существуют ли стереотипы о современном танце? С какими из них ты сталкивалась?
Как я упоминала выше, некоторые говорят: «Я тоже так могу». Но это неправда. Главный стереотип – кажущаяся лёгкость. На самом деле видно, когда у танцора мало практик. Кстати, сейчас уже реже спрашивают: «Почему танцуете без музыки?». Видимо, зрители привыкли. Ещё некоторые считают, что в танце обязательно должны быть сюжет или история.
А их на самом деле нет?
Чаще всего. События во время перформанса происходят, но они другого толка. Есть тело, метафоры, аллегории. Если у зрителя в голове возникла история, то это замечательно. Но это не значит, что танец выстроился из этой истории. Мне кажется, что современный театр идёт по такому же пути. Есть множество прочтений интерпретаций. Зритель может выбрать свою историю, обратиться к себе, к своему телу и опыту, чтобы из этого проросло то, что ему важно.
Большая эмоция навсегда останется в человеке. Хуже, когда увиденное индифферентно. Значит что-то не случилось. Не выстроилась связь.
«Самара – это туристический рай. Просто мало кто этим пользуется»
Что тебя вдохновляет на создание работ и какую роль в этом процессе играет Самара?
Многое в моём творчестве связано с лабораторией «K•ART•OFF•L». Меня вдохновляют ученики, которых я очень люблю. Мне нравится совместный процесс, рождающий интересные проекты. Мы много идей находим вместе с учениками. Возможно, они даже об этом не догадываются. Например, с двумя танцорами мы сейчас делаем детективное трио.
Самара конечно тоже на меня влияет. Благодаря ей родилась работа «Птицы», которую мы сделали для «ВолгаФеста-2022». Мне захотелось создать перформанс, подходящий к любой местности. Мы показывали работу не только на пляже на фестивале, но и в галерее «Виктория», а также в музее Алабина. Каждый раз она воспринималась по-новому.
«Очень люблю старый центр города. Обожаю уютную Чапаевскую и другие улочки». Фото: Виктория Старосельская
Вообще у меня было несколько проектов, которые мы представляли на песке. Что-то подобное невозможно представить в других городах. Там нет таких локаций, такого песка. Это определённые условия для танца.
На набережной есть такой пирс, где сидят рыбаки, а рядом причаливают лодки. Там у нас была совместная коллаборация с танц-художницами Машей Шешуковой (Санкт-Петербург) и Сусанной Воюшиной (Архангельск). Когда мы увидели, как это место живёт, придумали работу «Серия взглядов на ландшафт». Здорово видеть вместе с танцем пролетающую чайку или проходящий мимо корабль. Особенность этого танца в том, что он не окунает в воображаемые миры, а достраивает существующий.
Какие места ты больше всего ценишь в Самаре?
Мы живём в Волгаре, где есть частный сектор, бабушки, огороды, курицы. Из окна нашего дома видно озеро. Я очень люблю это место. В тёплое время года мы даже ходим завтракать на природу. Люблю бывать за Волгой. Стараемся выезжать на детские дни рождения куда-нибудь на Проран. Моим мальчишкам повезло, что они отмечают этот праздник летом с палками, шалашами и купанием.
Очень люблю старый центр города. Обожаю уютную Чапаевскую и другие улочки. Очень грущу, когда старые здания горят или разрушаются. Самара – это туристический рай. Просто мало кто этим пользуется.
Фото обложки: Виктория Старосельская
Комментарии ()
Написать комментарий