Режиссёр Дмитрий Крестьянкин: «Я хочу прожить свою жизнь. Хочу делать только то, что для меня – настоящее»

Дмитрий Крестьянкин – питерский режиссёр, чьи спектакли сегодня играют в разных самарских театрах. Мы не раз пересекались на театральных путях, и тут вдруг повод для интервью. Этой весной он выпустил в театре драмы на экспериментальной сцене премьеру «На дне.doc» (18+), в которой актёры рассказывают невыдуманные истории горожан. Для спектакля режиссёр неделю встречался с будущими героями в местных барах. Но поговорили мы с Димой не только о новой постановке, но и о Волге, Самаре, питерских фриках, отказе от алкоголя, «Плохом театре» и многом другом.

^{Режиссёр из Санкт-Петербурга Дмитрий Крестьянкин. Фото: Екатерина Ершова}

«Там есть одна история – если человек не соврал, то это просто огонь! А даже если и соврал, то он так это сделал, что я поверил»

В Самаре ты не впервые – в 2017 году поставил «Наш класс» (16+) Тадеуша Слободзянека в театре «Город».

Параллельно с «Нашим классом» мы ставили пьесу Кэрил Черчилл «Любовь и информация» (18+) в театре-студии ZipZap у Кости Почтенного. Так что в Самаре это третий спектакль.

Новая постановка называется так же, как один из самых известных самарских баров. Как вообще возникла такая идея?

Я много раз по разным поводам приезжал в Самару, и каждый раз кто-нибудь обещал сводить меня в бар «На дне». Но все это повторяли, как присказку, и никто на самом деле не звал. Когда драмтеатр пригласил поставить что-нибудь на экспериментальную сцену, я подумал: а будет смешно сделать здесь спектакль «На дне», ещё и в театре имени Максима Горького. Потом решил, что это уж слишком, но в итоге всё-таки пришёл к тому, что нигде больше такой возможности не появится. Спасибо руководителям драмтеатра за то, что пошли на эту авантюру. Я даже удивился. Понимаю, что для них это серьёзный вызов.

^{Владимир Сухов в спектакле «На дне.doc» (18+). Фото: Андрей Савельев}

Одна их двух историй, которыми ты удивил меня, когда осенью работали вместе в жюри – оказывается, ты не просто не пьёшь, а никогда даже не пробовал алкоголя. При этом по всей России путешествует и даже был в Самаре на «Пластилиновом дожде» твой спектакль «Квадрат» (16+) про тульское детство в 1990-е. После него особенно хочется спросить: как ты так умудрился вообще?

У меня батя не пьёт, дома никогда алкоголя не было.

 Но мало, кто начинает пить дома.

Тоже верно. Ну сначала я был ребёнком, а потом – перед глазами постоянно были какие-то истории сильно пьющих соседей или других взрослых. Это вызывало отторжение. И ещё ты видел цепочку: алкоголь, лёгкие наркотики, потяжелее, и всё, один отъехал, другой, третий... Логику уловить было не сложно, и у меня как-то в голове выстроились все эти пункты в один путь, и даже какой-то маленький его процент проходить не хотелось. А потом была панк-тусовка, а в ней есть такое движение straight edge, где вот эти хардкор-панки полностью отказываются от вредных привычек, в том числе от алкоголя. При этом увлекаются жёсткой музыкой, типа слэмом и мошем там, всяким лютым. Я разве что татухи себе не набил, а так вот был по эджу.

Даже татухи не набил.

А здесь уже включался лицей, где говорили: раз ты артист, должен быть «чистым». Сейчас я эти предрассудки отбросил, но уже так получилось. И пить начинать опасно, я теперь старый (смеется).

^{«Немножко офигел за это время, потому что каждый день с 12 дня до 12 ночи проводил в барах». Фото: Екатерина Ершова}

В самарских барах лимонад пил?

Обычно вообще ничего не пил, просто сидел и слушал человека. Пивная – это же не про напитки, на самом деле, это про общение. Люди собираются там, чтобы поделиться переживаниями и радостями, посмотреть вместе футбол или поплакать.

Долго собирал материал?

В январе приехал на неделю, ходил по разным барам, встречался с людьми. Немножко офигел за это время, потому что каждый день с 12 дня до 12 ночи проводил в барах.

Встречался со знакомыми?

Иногда это были случайные люди, иногда кого-то советовали знакомые. В спектакле есть моменты, в которых очевидно, что человек ко мне сам пришёл, а не я к нему. Пьеса, которую я написал, состоит из какого-то количества монологов. Это не вербатим, то есть актёры не играют манеру человека, это именно документальные тексты. Иногда они чуть-чуть скомпилированы. Для зрителя это один персонаж, а на самом деле просто две разные истории в чём-то сошлись.

Актёрам я тоже благодарен за доверие, потому что это непросто – огромные монологи, иногда тексты на три страницы. Не все привыкли работать в таком режиме, тем более, с документальным материалом. Артисты на самом деле волнуются, как будет зритель принимать? Будет ли он петь караоке, будет ли кричать футбольные кричалки? Скорее всего, нет, потому что это академический театр, но узнаем. У таких спектаклей зритель формируется со временем.

^{Хамид Дышниев, Александр Бригаднов и Владимир Морякин в спектакле Дмитрия Крестьянкина «На дне.doc» в Самарском театре драмы. Фото: Андрей Савельев}

Нужно привлечь публику, которая ещё не знает, что в Самарском театре драмы есть такое.

Да, он должен играться какое-то время, тогда начнёт собирать именно тех, кто идёт в театр за общением и послушать реальность.

Какие у тебя впечатления от театра?

Классный театр, и цеха, и домик такой красивый на горе.

Пряничный.

Да-да, а так как я из Тулы, а у нас там тульский пряник, то всё сложилось. И очень крутые артисты. Ребята рассказывали мне историю театра, знаю, что периодически кто-то из этой труппы уезжает работать в московские или питерские театры.

Как из любого регионального театра, да.

Да вот не из любого! Не знаю, уезжает ли кто-то из тульского.

К нам из Тулы точно приезжают. У тебя ведь играет Андрей Нецветаев?

Да, играет, и это такая крутая история! Я еще жил в Туле, когда Андрей там играл. Параллельно с Драмой он работал в Камерном театре, это такой маленький театр, почти семейный. И как раз в тот момент, когда Андрей уехал из Тулы, я в этот театр пришёл.

^{«Документальный театр для меня вообще какая-то бесконечная штука. Жизнь уникальнее литературы, всегда». Фото: Екатерина Ершова}

Как вообще изменилось твоё представление о Самаре после этого рейда по барам?

Это же про Россию спектакль, не про Самару. Это просто интересный разговор с тем, кто живёт с тобой на этой планете, я бы даже так сказал. В этом смысле где-то я был прямо поражён. Там есть одна история – если человек не соврал, то это просто огонь! А даже если и соврал, то он так это сделал, что я поверил. Документальный театр для меня вообще какая-то бесконечная штука. Жизнь уникальнее литературы, всегда.

Какой вообще у тебя образ Самары сложился?

Широкий такой, если ассоциативно говорить. Город вытянутый, Волга огромная. Я видел её во многих городах, но для меня Волга – именно в Самаре. У одной из героинь спектакля есть монолог об этом. О том, что Волга здесь ощущается по-другому. Причём я всё время осенью или зимой здесь оказываюсь, и всё равно как-то очень тепло, люди такие душевные. Самаре свойственно добродушное гостеприимство, я бы так сформулировал.

Как-то я приехал буквально на два дня сделать ввод в спектакль «Наш класс». И вот здесь прямо, мимо Института культуры и Музея модерна, пошёл вниз на Волгу. Зима была, холодно ужасно. И чем ближе я подходил, тем сильнее офигевал от лютого мороза с ветром. И вот выхожу на лёд – а навстречу мне идёт голая женщина. Ну то есть не совсем голая, в купальнике и шлёпанцах. От неё пар идёт, она из проруби только что. Я просто умираю от холода, а она идёт такая довольная, улыбается мне, никуда не спешит. И вот это Самара для меня. Большая, добродушная, гостеприимная, счастливая женщина.

^{«Это же про Россию спектакль, не про Самару. Это просто интересный разговор с тем, кто живёт с тобой на этой планете, я бы даже так сказал». Фото: Екатерина Ершова}

«Кому-то важно получить награду, а я люблю, когда меня любят. И сам людей люблю»

Когда смотришь спектакль «Квадрат», не возникает ощущения, что ты рос в здоровой среде. При этом, кажется, на тебе это никак не сказалось.

Я учился в лицее искусств, это важно. Но в районе, где били, ходил с трубой в рюкзаке, да. У меня нос два раза сломан, вот этой горбинки раньше не было. Но в чём плюс – на улице ты видишь людей. Очень часто бывает так, что человек чего-то добивается в профессии и уже брезгует поговорить с бомжом. А мне интересны люди, разные. И это оттуда, из тульских дворов. Из панк-тусовки нашей.

А если бы не лицей искусств, жизнь могла бы быть другой?

Думаю, что да, ничего бы этого не было. Мои педагоги и, конечно, родители – молодцы. Лицей был местом, которое давало возможность дышать. И это было бесплатно, что тоже важно. Платно я бы не смог учиться.

Мне нравится, как ты рассказываешь, что учился театру на рок-музыке.

Конечно, а на чём ещё. У группы «Ю.Г.», это рэперская команда конца девяностых-начала нулевых, есть песня «Картинки (99 тактов)» (18+). Она написана как раскадровка для фильма. Вот это – драматургия. Когда есть содержание, но оно облечено в форму.

Мне вообще хотелось бы делать такое искусство, как песни Виктора Цоя. Его феномен в том, что он простой, эти песни понимает любой Василий из соседнего подъезда. Но если ты музыкальный критик или поэт, тоже найдёшь там своё.

^{«Я учился в лицее искусств, это важно. Но в районе, где били, ходил с трубой в рюкзаке, да». Фото: Екатерина Ершова} 

Сейчас ты принципиально не работаешь с готовым литературным материалом?

Да нет, работаю. Просто в каждый момент времени, в каждом месте выбираешь что-то своё. Смешно, как меня спрашивают в интервью то «ну вы же специализируетесь на документальном театре?», то «ну вы же занимаетесь театром с подростками?». У меня был такой странный и смешной опыт, когда в театре «Балтийский дом» был фестиваль, и я участвовал в трёх из четырёх круглых столов по разным видам театров – сначала как современный молодой режиссёр, потом про работу с подростками и ещё про диджитал-театр. Нескромно вот рассказал.

А я тоже хочу нескромно вспомнить вторую вещь, которой ты меня удивил в Саранске – когда рассказал, что моя рецензия на самарский «Наш класс» поддержала тебя на защите диплома в РГИСИ. Во-первых, я не знала, что это твой дипломный спектакль. Во-вторых, мне разное приятное говорили за мою профессиональную жизнь, но такого, кажется, никогда.

Не то слово, поддержала! Нужно вспомнить, что сначала я приехал на лабораторию, на которой и начался спектакль «Наш класс». Её организовал режиссёр Артём Филипповский (спасибо ему большое!), вот здесь, кстати, прямо в этом музее показывали эскизы.

А, точно, мы же во дворе Музея модерна.

Я ещё никто, я никого не знаю, я никогда не был на лабораториях, это моя первая работа вне стен института. И ты сказала какие-то ободряющие слова на обсуждении, а потом то, что написала после премьеры, не просто поддержало меня, это окрылило. Дало пинок, давай не пафосно скажу. Что я что-то могу. Это было для меня как-то очень важно. И вообще мне четверокурснику театральный критик представлялся кем-то страшным. А тут прямо переворот сознания произошёл.

^{«На дне.doc» перед премьерой. Фото: Екатерина Ершова}

Ты человек, которого любят, кажется, вообще все. Ну все, кого я знаю, по крайней мере. Считаешь себя амбициозным?

Наверное. Просто амбиции же бывают разными. Кому-то важно получить награду, а я люблю, когда меня любят. И сам людей люблю.

Понимаешь, мы же существуем в системе координат некоего успеха. И амбиции многих режиссёров привязываются к этой шкале. Добьёт градусник до условной «Золотой маски» или нет? Но есть много режиссёров, для которых это не важно, и этих людей видно меньше. Они просто рядом с этой шкалой делают своё искусство. Я вот был в Тюмени, в детской театральной студии «Будильник» на окраине города. Смотрел три спектакля, и все три были очень интересные.

Да мы и в Саранске отдали гран-при подросткам-любителям из Екатеринбурга.

Прекрасный спектакль «Шапку надень» (16+) Тани Павловой, да, точно.

^{«Нужно, конечно, спрашивать у актёров, как им со мной. Но мне важно быть настоящим». Фото: Екатерина Ершова}

Ещё ты производишь впечатление такого «своего в доску» парня, причём без притворства. Знаю режиссёров, которые в это играют, а на самом деле те ещё тираны. Как тебе при этом удаётся завоёвывать авторитет у актёров? И важно ли это?

Нужно, конечно, спрашивать у актёров, как им со мной. Но мне важно быть настоящим. Я не очень понимаю, зачем быть другим. И жизнь – очень маленькая. Тратить её на какую-то ерунду не хочется. Я хочу прожить свою жизнь. Хочу делать только то, что для меня – настоящее. Иногда это откликается у кого-то, поэтому мы находим общий язык. Мне интересен человек, мне вообще не интересен спектакль, если честно. То есть не то, чтобы совсем, но сломать человека ради того, что «мы делаем гениальный спектакль...». Я этого не понимаю.

Да, я в последнее время всем задаю этот вопрос – стоит ли цель средств?

Не стоит, конечно. Цель в том, чтобы мы вместе круто провели время. А чтобы это произошло, ты должен видеть человека и быть с ним в диалоге.

«Если у меня не будет идей для спектаклей, я не буду ничего ставить»

Как парень из Тулы прижился в Питере? В моём представлении это такой город-сноб. Но есть ощущение, что как минимум в независимый театр ты врос уже крепко.

Легко входить туда, где ничего не знаешь. Когда знаешь, у тебя есть какие-то страхи, авторитеты. А я ехал в Питер и не знал ни одного человека в городе. Ни критиков, ни режиссёров, никого. Уже позже поймал себя на том, что мне вдруг стало важно чьё-то мнение. А потом понял, что это на самом деле не я. Я – тот чувак, который просто любит что-то классное делать.

И в Питере же слоёв театра так же много, как слоёв сна у Нолана. Это круто, когда их много, и ещё круто, когда они друг в друга прорастают. Есть гостеатры – махины с огромными штатами, есть слой независимых театров, слой любительских, инклюзивных, социальных... В Питере они пересекаются, поэтому есть лифты из одного пространства в другое, и есть взаимопонимание, по моим ощущениям. Думаю, многие со мной не согласятся. Но независимые театры в Петербурге – это один большой театр, самый большой театр в нашей стране. Мы все друг с другом знакомы. Возможно, это из-за того, что бум независимых театров пришёлся на период примерно с середины нулевых до пандемии. Поэтому мы все примерно одного возраста, в диапазоне 30-40 лет. У нас есть негласные правила, которые никто никогда не утверждал. Актёры играют в разных независимых театрах. И все друг другу помогают.

^{Актёры театра драмы и режиссёр Дмитрий Крестьянкин. Фото: Екатерина Ершова}

Мне кажется, это явление того же порядка, что и питерский андерграунд 1980-х. Интересно, почему именно в Питере?

Да денег, мне кажется, нет, но при этом есть амбиции и вот этот понт – у нас тут Питер!

Культура!

Ага. И мы психи ещё. Мне нравится!

В Питере ты руководишь «Плохим театром». Недавно у вас был пост о том, что прошёл «действительно плохой спектакль». Я уже путаюсь в терминах, это значит, что в этот раз действительно плохо вышло? Или, наоборот, очень хорошо?

И то, и то. Там во время спектакля, в котором много танцев, сгорели колонки.

Порвали два баяна?

Да-да. Мы купили новый усилок, привезли, проверили его на репетиции, но на спектакле всё не выдержало и сгорело. Но зрители дальше сами пели песни и под них танцевали. А так как мне в спектакле всегда важно единение и публики, и актёров, то круче не придумаешь. А ещё нам денег потом задонатили много.

^{«Мне нравится это состояние какого-то рок-концерта, немножко безумное – захотим, сделаем что-нибудь, не захотим, не сделаем». Фото: Андрей Савельев} 

«Плохой театр» для тебя – это театр, который не вписывается в каноны?

Да это просто мои друзья. И мы свободны от предрассудков. У этого театра нет программы, нет плана на ближайшие годы. «Квадрат» был сделан 2 года назад, с тех пор никаких премьер не было. Ну то есть чёрт-те что, понимаешь, но оно работает. И мне нравится это состояние какого-то рок-концерта, немножко безумное – захотим, сделаем что-нибудь, не захотим, не сделаем.

Как вы живёте, если этим театром не зарабатываете? Еще и благотворительные спектакли играете.

Мы, конечно бедные. Ну ладно, допустим, я не буду тут прибедняться, у меня сейчас есть постановки, я зарабатываю что-то. Но это последние полгода-год. Когда мы начинали делать «Плохой театр», я работал сторожем в ресторане, а Костя Плотников, которого теперь все знают по главной роли в сериале «Король и Шут» (18+) – дворником. Наш актёр и технический директор Сержук Андреев работает сисадмином. А параллельно ставит спектакли и играет в независимых театрах. И это даёт ему свободу делать только то, что он хочет. Эту крутую схему мы заимствовали у любительских театров. А театральные студии в моей жизни с детства, у меня родители в народном театре играли.

^{«Да, спектакль – это ничтожно, это не родившийся младенец. Но в какой-то степени похоже». Фото: Екатерина Ершова} 

То есть тебе нормально, если что, работать вообще не в театре?

Конечно. Если у меня не будет идей для спектаклей, я не буду ничего ставить. Я знаю, что есть режиссёры, у которых есть «портфель», и когда им говорят: надо сказочку поставить – они идут и ставят. А я если не придумал, какую сказку хочу, никогда её не сделаю. Опять же, времени мало в жизни, не надо его лишнего тратить. Конечно, это я сейчас говорю, такой молодой да дерзкий, может быть, в 70, если доживу, буду поучать: нет, важно, конечно, найти свой театрик и там прорастать. Но на этом этапе моей жизни мне прикольнее думать так.

А если бы тебе предложили возглавить театр?

Я бы не пошёл. Может быть, боюсь ответственности, а может быть, не чувствую в себе сил. Человек, который возглавляет театр, несёт ответственность за каждого, кто в этом театре находится. На мой взгляд. Это серьёзная история.

Ты веришь, что театр меняет мир?

Конечно. Даже если это мир одного человека. А если не верить, тогда зачем всё? Это наивно, я понимаю. Но тебя должно что-то вести в этой жизни. Я знаю, что есть спектакли, которые изменили мой мир. И люди, которые изменили меня. Мы меняем мир друг друга постоянно. Да, спектакль – это ничтожно, это не родившийся младенец. Но в какой-то степени похоже.

Фото обложки: Екатерина Ершова (внешняя), Андрей Савельев (внутренняя)