06 февраля 2024, 12:30

Реставратор Анна Толстова: «Хорошо, когда город чистый и обновлëнный, но ещё лучше, когда в нём не забывают про исторические детали»

За восстановлением каждого музейного экспоната, архитектурной детали или целого здания стоят люди, которых чаще всего не видно, зато здорово заметны результаты их работы. Познакомились с реставратором музея Алабина, волонтёром проекта «Надо сохранить» и керамистом Анной Толстовой. Поговорили про связь реставрации и туризма, право реставратора на ошибку и случайно найденные сокровища. 

Анна Толстова. Фото: Виктория Старосельская

«Есть люди, которым не всё равно, которые несут в себе наследие и историю города» 

Недавно вы с Мишей Митюковым завершили очередную работу – реставрацию страховой доски, которую теперь можно увидеть во дворике литмузея.  Как вы нашли друг друга?

Миша нашёл меня в соцсетях. Я начала активно выкладывать посты, связанные с реставрацией, он увидел, подписался на меня, а я на него. Когда Миша начал восстанавливать надпись «Кухмистерская сад “Аркадия”», предложил присоединиться к работе. Я помогла им отреставрировать пару букв и улетела на сессию в Питер. А уже в следующих проектах стала участвовать активнее. Мы уже реставрировали пару страховых досок и лайтбокс «Пожарный выезд».

Было ли такое, что отказывала в работе?

Из недавнего: в здании на Самарской «Додо» хотели восстановить лепнину. Миша прислал мне фотографии, и я сказала, что это уже по части строителей. Тут я помочь не смогу. 

Лично для тебя в чём важность таких проектов, как, например, «Надо сохранить»? 

Хорошо, когда город чистый и обновлённый, но ещё лучше, когда в нём не забывают про исторические детали. Далеко не все этим обеспокоены. Например, около железнодорожного вокзала в одном из детских садов прямо сейчас пластиковой обшивкой перекрывают красивое мозаичное панно. Но есть люди, которым не всё равно, которые несут в себе наследие и историю города. А это же действительно то, что нужно сохранить.

«Жду, когда доделают Дом со слонами. Он может стать классной визитной карточкой города». Фото: Виктория Старосельская

Нам в интервью Миша рассказывал, что те, кто донатили проекту деньги, потом приезжали в Самару, в том числе, чтобы посмотреть на восстановленные объекты. Получается, что между реставрацией и туризмом прямая связь? 

Конечно, многое из того, что восстанавливают, может привлечь туристов. Самара –  город, богатый на модерн. И как раз важны и реставрация зданий, и сохранение архитектурных деталей. Жду, когда доделают Дом со слонами. Он может стать классной визитной карточкой города. На него захотят посмотреть. 

Из удачных примеров реставрации – здание «Кухмистерской». Шикарный проект, который детально восстанавливали по фотографиям. Или, например, новый барный особняк «Посольство». Мне нравится, что там оставили штукатурку и кое-где видны деревянные перекрытия. Надеюсь, что и законсервировано там всё правильно.

Ещё у нас в городе здорово развито деревянное зодчество, которое стоит беречь. То, как круто вернули к жизни дом Маштакова, этому подтверждение.

Но бывает, когда что-то отреставрировали, точнее, просто подретушировали облик, и на следующий год работу нужно делать снова. Дому с атлантами, например, уже плохо.

«Я из этих осколков, как пазлы, собирала полгода цельный предмет» 

Ань, замечаешь ли ты за собой профдеформацию? Часто обращаешь внимание на недоработки коллег в других музеях?

Я редко бываю в самарских музеях, чаще хожу по московским и питерским, а там всё идеально. Из локальных примеров –  наш Художественный музей. Там в целом всё в порядке, но иногда появляются предметы, которые нуждаются в реставрации. Недавно рассматривала блюдо. Его, видимо, склеили давным давно, и швы уже забились грязью. Я представляла, как здорово было бы его почистить. Получается, что профдеформация всё-таки есть.

«Я редко бываю в самарских музеях, чаще хожу по московским и питерским, а там всё идеально». Фото: Виктория Старосельская

Расскажи, как ты попала на работу в музей Алабина

Я училась в Самарском институте культуры на кафедре декоративно-прикладного искусства. У нас там была и скульптура, и живопись. После бакалавриата у меня встал выбор, куда идти дальше: я поступила на магистратуру в Питер на дизайн среды и параллельно начала искать работу. Откликнулась на вакансию художника-реставратора в музей Алабина.

Они посмотрели моё портфолио с института и проконсультировались с действующим реставратором. Меня взяли на испытательный срок как реставратора по керамике, и вот уже пять лет я работаю в музее.

Какое обучение должен пройти реставратор, который начинает работу с нуля?

Первое время меня учил мой коллега: мне доверяли что-то простое, например, чистку. В этом процессе реставратор не особо сильно влияет на экспонат. Дальше я перешла на склейку и стала набивать руку. Мне стали давать не просто рыхлую керамику, а уже более сложные предметы, например, фарфоровые вазы. 

Каждый реставратор в работе должен получить категорию: нужно собрать все реставрационные наработки, паспорта на предметы и защитить работу перед комиссией. Пока что у меня закрыта самая начальная, третья, категория. 

Иногда я прохожу повышение квалификации. Реставрировать бумагу я училась в Питере в Российской национальной библиотеке, а работать с тканью – в Российском этнографическом музее.

«Реставрировать бумагу я училась в Питере в Российской национальной библиотеке». Фото: Виктория Старосельская

Помнишь первый экспонат, который тебе доверили?

Первыми были небольшие сосуды, но какие, уже плохо помню. А вот из глобальных и очень ответственных – крупный тонкостенный сосуд, точнее – его части. Я из этих осколков, как пазлы, собирала полгода цельный предмет.

А какая-то картинка или хотя бы рисунок были?

Нет, ничего. Работаю по наитию. 

Как часто поступает новая работа?

В музее есть план выставок на год, и к определённой выставке нам дают экспонаты. В среднем мы берём около 40 предметов. Но это не значит, что работа с каждым из них у меня занимает по паре недель.  На что-то уходит два месяца, а на что-то и год.

«Бывает такое, что ты берёшь кусочки, начинаешь складывать их в единую картину, а само «тесто», из чего сделан предмет, рассыпается у тебя в руках». Фото: Виктория Старосельская

«Реставрация – это испытание, эксперимент, в которых почти никогда нет чёткой последовательности действий» 

В реставрации есть право на ошибку? Ведь в любом деле, особенно пока ты учишься, ты ошибаешься…

Бывает такое, что ты берёшь кусочки, начинаешь складывать их в единую картину, а само «тесто», из чего сделан предмет, рассыпается у тебя в руках. Ты, конечно, должен всё это законсервировать, то есть укрепить материал. Но иногда и консервация не помогает.

Когда только стала реставратором, работала со статуей девочки в тунике. Поверх деревянной основы были нанесен грунт-левкас: он состоит из рыбьего клея, мела и масла. Так вот грунт отпадал кусками. 

А ещё не всегда есть все части экспоната. Вроде бы ты что-то собрал, а дальше даже не можешь представить, каких же он был формы и размера. Приходится много думать, анализировать, искать.

Как быть в такие моменты, когда ты не понимаешь, что делать дальше?

Реставрация – это командная работа. Перед стартом мы собираем реставрационный совет, где присутствуют и реставраторы, и главный хранитель фонда, и другие музейные сотрудники. Составляем план, что будем делать с предметом, продумываем каждый шаг. 

В идеале сохранить нужно всё, но бывают моменты, когда это невозможно. Или иногда во время работы происходят открытия и тогда ты снова собираешь консилиум. 

Какие?

Иногда неожиданные. Наша работа может показаться монотонной, но выгореть на ней практически нереально. Как-то мы готовили выставку оружия в Казани. И в кутаре – индийском клинке – во время чистки я нашла тайник. В нём лежала скомканная тряпочка с бурыми пятнами. Вместе с работниками музея мы сделали вывод, что возможно это кровь. А сама тряпочка вполне могла быть своеобразным оберегом.

«Реставрация – это испытание, эксперимент, в которых почти никогда нет чёткой последовательность действий». Фото: Виктория Старосельская

Были моменты, когда сюрпризы были не особо приятными, и ожидания от реставрации не оправдались?

В этом году мы реставрировали советские ёлочные игрушки. Нужно было законсервировать красочный слой, так как краска сильно осыпалась. Мы долго подбирали консервант, чтобы не повредить старое покрытие. Два шарика так и не удалось спасти. Я рассказала об этом на реставрационном совете, коллеги всё поняли. 

Бывает ли страх сделать что-то не так?

Да. В особо ответственные моменты. Я как-то работала с фотографией, которая была приклеена на картон, который начал покрываться грибком. Необходимо было сделать дублировку, чтобы заражение не перешло на фотографию. Одним движением, без дрожи в руках и права на ошибку. Было страшно. Тем более, до этого я с фотографиями такого большого размера не работала. Реставрация – это испытание, эксперимент, в которых почти никогда нет чёткой последовательность действий.

«В перерывах между парами брала банку солëных огурцов и шла в сквер Пушкина» 

Видела, что ты ещё и занимаешься керамикой на заказ, выставляешь работы на маркетах. Как на это хватает сил? 

Керамикой я занимаюсь около трёх лет, это увлечение пришло ко мне уже во время работы в музее. Я смотрела на сосуды, которые приносили мне на реставрацию, и думала, что было бы здорово слепить что-то похожее, но своё.

Меня на керамику подтолкнул мой коллега – принёс глину и сказал «На, лепи». Естественно, рассказал про основные принципы сушки и обжига керамики. В реставрации да и в целом в мастерстве всё передаётся из рук в руки. Иногда я задерживаюсь на работе, леплю своё, глазурую. Это моя отдушина.

Дворик Музея модерна, сам музей и сквер Аксаковых напротив – очень атмосферные места. Для пикников выбираем с мужем Струковский сад и Загородный парк. Фото: Виктория Старосельская

А свободное время есть? 

По выходным люблю ходить в «Артист» или, если погода позволяет, гуляю. Одно из любимых мест, в которое люблю возвращаться – сквер Пушкина. Я училась рядом, в перерывах между парами брала банку солёных огурцов и ела их прямо на склоне. Дворик Музея модерна, сам музей и сквер Аксаковых напротив – очень атмосферные места. Для пикников выбираем с мужем Струковский сад и Загородный парк. В парк я часто ходила на пленэры, пока училась в художке.

По области удаётся ездить?

У нас нет собственной машины, поэтому выезжаю не так часто, как хотелось бы. Каждый год мы стараемся выбираться на Мастрюковские озёра с друзьями. А с мужем у нас уже есть традиция – каждое лето или раннюю осень ездим в лес слева от Лысой горы. Там классный заброшенный деревянный мост, можно к Волге спуститься. Наше любимое место.

Фото обложки: Виктория Старосельская

Комментарии ()

    Рекомендуемое

    «Нам повезло быть запертыми в самой большой стране мира»
    07 января 2022, 16:02
    «Нам повезло быть запертыми в самой большой стране мира»

    Алексей Жирухин - топовый самарский блогер, проехавший 55 стран мира и почти всю Россию. А еще он участвует в лыжных и велосипедных марафонах. Алексей рассказал, как планировать маршруты, съездить в Норвегию на авто и как добывал золото в Амурской области.

    Директор яхт-клуба «Ласточка»: «У многих случается приятный шок, когда они приезжают к нам и попадают уже не в Самару, а в Сан-Тропе»
    30 июня 2022, 22:20
    Директор яхт-клуба «Ласточка»: «У многих случается приятный шок, когда они приезжают к нам и попадают уже не в Самару, а в Сан-Тропе»

    Кому на Волге жить хорошо? Всем самарцам разумеется. А тем, у кого есть лодка – вдвойне. Встретились с директором яхт-клуба «Ласточка» Артёмом Костромитиным – настоящим любителем отдыхать на другом берегу – и поговорили про комфортные поездки за Волгу, кругосветных путешественников на гидроциклах и бани на воде.

    Самарский писатель: «Книга ещё не вышла, а её уже люто ненавидят»
    18 января 2023, 18:30
    Самарский писатель: «Книга ещё не вышла, а её уже люто ненавидят»

    Автор Безымянской трилогии (18+) Андрей Олех сейчас работает над новым романом, читает лекции, участвует в литературных фестивалях. Мы встретились с ним на Безымянке и поговорили про приятную атмосферу некогда весьма криминального района Самары, о читательской культуре и о том, как он пишет книги.