Он – один из самых узнаваемых самарских архитекторов. Дмитрий Храмов берётся за разные проекты: парки, скверы, бары, библиотеки, музеи. Его воображению и ощущению места можно только позавидовать. Поговорили с Дмитрием про необычные решения в городской среде.
Дмитрий, что сейчас в работе?
Я продолжаю заниматься текущими проектами, начатыми много лет назад. Например, музей Эльдара Рязанова, которому уже исполнилось пять лет. В здании освободили второй и третий этажи. Второй этаж будет полностью посвящён фильмам Рязанова и его творчеству. Экспозицию сформируют на пространственно-тактильных ощущениях. На третьем этаже планируют открыть кинозал с пространством сменных экспозиций.
Продолжаем делать спонсорские проекты. Очень приятно, что в нашем городе находятся люди, которые заинтересованы в развитии культурной среды, проявлении его истории. Думаю, что осенью мы уже полноценно откроем для посетителей башню в музее ПриВО при спонсорской поддержке Дмитрия Трояна. В ней откроют экспозицию нашего проекта «Модерн в облаках». Посетители будут подниматься в башню по лестнице с музеем Дмитрия Вернера – архитектора эпохи модерна, создавшего знаковые самарские здания. А ещё одну лестницу внутри башни сделают прозрачной. Стеклянный пол уже заказали.
Кроме того, я работаю в Тольятти с турбазами и креативным кластером «Современник».
Про «Современник» известно мало даже из их соцсетей. Что это такое?
Это яркий образец ревитализации (смена функционального назначения и полная реконструкция) промышленного здания. Внутри – кластер, который заселён разными компаниями. Там есть мебельщики, фотостудии, кофейни, танцевальные студии, различные мастерские и так далее. Здание большое. Оно требует вложений. Сейчас там идёт ремонт.
Надеюсь, летом появится необычная парковка, в которую будет заложен дизайн-код нового комплекса. А с осени начнут переделывать первый этаж. В кластере уже есть жизнь. Здание активно заселяется.
Там будут локации для красивых фото?
Конечно. При входе гостей будет встречать арт-объект – часы «Современника». Также там «вырастет» дерево, корни которого проникнут под землю в подвалы, словно нерв времени. Его ветви опутают здание, как типографские строчки. Надеюсь, история будет интересной, как и с бывшей турбазой «Транспортник» на Фёдоровских лугах. На ней появляются уже первые домики, которые станут частью пейзажного парка. Идёт стройка. Появятся локации, которые будут называться «Репинская палитра» и «Вишнёвый сад», и, связанные со знаковыми местами Самарской области, - «Рачейский бор» и «Мастрюковские озёра» и так далее. Мы создаём путешествие по местным топонимам внутри этого пейзажного парка.
Какие уличные проекты Дмитрия Храмова сегодня являются самыми удачными и востребованными?
Наверное, Аксаковский сквер. Там всегда много людей. И за ним нужно ухаживать. В приямках под стеклом, где видно фундаменты печей дома Аксакова, сломалась вентиляция. Она нужна для того, чтобы не образовывался конденсат, чтобы всё просматривалось.
Ещё одна история, связанная со сквером, – время работы фонтанов и подсветки. С жильцами ближайших домов договорились, что выключаться это всё будет в 20.00. Хотя непонятно, что в этом хорошего? В восемь вечера ещё светло. Для кого это делается?
Тёмное место, наоборот, становится маргинальной средой. Соответственно, туда нормальные люди не пойдут. Хотя там, вы видели, освещение очень локальное – на уровне земли. Я специально это продумал, в том числе для комфорта тех, кто живёт рядом. Надеюсь, что ситуация изменится, и всё будет работать, как задумано в проекте.
Может, объяснить жителям, как должно функционировать общественное пространство?
Встречи уже были во время стройки. Некоторые жители приходили ко мне в кофейню с предложением вообще ничего не делать со сквером: «Оставьте наши кусты». Там бомжи пьют в темноте, и жильцам спокойнее. Нужно действительно объяснять и показывать. Надо встречаться и общаться.
Проекты, которые касаются природных пространств, кажутся намного сложнее в реализации. Мнений о том, как всё должно быть, огромное количество. Например, касаемо поляны на Мастрюковских озёрах и набережной в Ширяеве. Кого-то проекты устраивают, кто-то считает, что природу нужно оставить в покое.
Я всегда за то, чтобы к каждому месту был разумный контекстуальный подход. Понятно, что есть городская среда со своими активными функциями. Даже здесь в общественных пространствах мы стараемся максимально проявить культурный ландшафт и его актуализировать. Но и в таких ситуациях мы максимально используем зелень.
Что касается территорий за городом, там, где особенно важно сохранить свою ауру, должен быть очень внимательный и трепетный подход. Например, Ширяево связано с Ильёй Репиным, с теми, кто там живёт – художниками и архитекторами. В селе складываются свои культурные слои. Оно ландшафтно-локальное и выглядит, как чаша. Именно это ощущение природной замкнутости и ограждения уютного местечка подразумевает такой же подход.
А ещё там есть целый «торт Наполеон» из символических слоёв. Когда мы тянем за эти слои, как за ниточки, то понимаем, что нужно усилить, а что спрятать. Получается такая актуализированная модель.
В Самаре и области появляются новые общественные пространства, которыми занимаются коллеги. В Ширяеве открылась новая набережная, которая ещё не доделана, к ней тоже неоднозначное отношение. В этом проекте принимала участие ландшафтный архитектор Евгения Руссу. С ней мы сотрудничали по Аксаковскому скверу и на других объектах. «Вертолётка» тоже, кстати, её.
Евгения всегда находит интересные дендрологические решения. Они могут скорректировать архитектурную составляющую, которая сейчас есть в Ширяеве. На набережной я бы сделал меньше мощения бетоном, добавил больше дерева. Всё-таки это природный берег. Возможно, ландшафтная история – растения, травы – всё нивелирует.
На днях я был там. Заметил моменты, которые бы изменил. Нужно больше природы и естественных подходов к ней. Мне понравились растения, которые появились внутри клумб, и то, как они связаны с естественной средой и зарослями. Абсолютно не понравилось, что природный склон отсоединили нержавеющими поручнями. Можно было использовать другие элементы. В общем, у меня есть замечания.
Понятно, что нужно разрабатывать и концепцию развития всего Ширяева. Была идея создать мастер-план, дизайн-код и подход к решению общественных пространств. Это уникальная среда. Чтобы проявить её, нужно искать то, что скрыто.
Изменения ждут и Загородный парк. Он тоже в своём роде уникальный. Каким вы видите его в будущем?
В своё время мы принимали участие в конкурсе на разработку проекта, но не победили. Первое место заняла команда с интересным решением. Может быть, оно было поэтичным, но не совсем функциональным.
Есть такая тенденция, что, несмотря на победившие проекты, мы в итоге видим что-то другое. Такую тенденцию необходимо прерывать. Это обидно. Архитектору важно видеть реализацию того, что он сделал. Архитектурные конкурсы должны двигать прогресс, создавать знаковые места. Я не знаю, какая сейчас ситуация в Загородном, но проект уже не тот.
Наше видение было не столько смелым, сколько принципиальным в сохранении природной уникальности. Когда мы подходили к изучению места, учитывали всю среду: флору и фауну. Для этого привлекали биологов.
Мы выявили, сколько видов птиц там обитает, каковы условия их жизни. Перед Чемпионатом мира по футболу в парке покосили все кустарники из-за требований антитеррористической безопасности. А в них гнездилось несколько видов птиц, обитающих в подлеске. Поэтому пернатые стали покидать парк. На территории, которую оставили птицы, начинают развиваться вредители, влияющие на весь биогеоценоз. В итоге разрушается уникальность места.
При любом активном вмешательстве в среду важно привлекать исследователей и учёных.
С Загородным, насколько я понимаю, у вас связаны воспоминания из прошлого.
Для меня Загородный парк – это прогулки с Машей (Мария Храмова – жена Дмитрия) в студенческие годы. Это времена 1990-х, старые карусели, осенний склон Волги, ароматы трав – то, что реально можно неожиданно почувствовать в центре города.
А если говорить о детстве, то я вспоминаю нашу городскую уникальность – овраги. Это лёгкие города. Неспроста эти складки земли образовались. По сути, все ветерки и продувания с Волги проходят через них. Столетиями существовала эта естественная экосистема. Ландшафт дышит и живёт. Строителям и урбанистам важно исследовать овраги и понимать их важность.
У меня сохранились воспоминания об архитектурной даче на просеке между гостиницей «Ренессанс» и Советской Армией. Там был большой участок от Союза архитекторов вдоль оврага, который сейчас засыпали. Это место, в котором прошла часть моего детства. Там архитекторы брали домики в аренду из года в год, начиная с 1970-х годов. Жили семьями. Была такая архитектурная коммуна. Меня не покидало ощущение волшебства от неожиданного попадания в лес. Туда приходили лоси. Там обитали ёжики и разные виды птиц. А ещё в этом овраге росли ландыши, которые я собирал для мамы.
Каждый август начинался общий сбор яблок. Всей коммуной мы трясли деревья. Выкладывали яблоки в ящики и потом делили между семьями. Потом из них гнали вино, ходили друг к другу в гости.
Это была такая уютная загородная жизнь, которую сейчас все пытаются сконструировать – создать «третье место». По сути, это как жизнь во дворе, как солнечная галерея рядом с Музеем модерна. Сейчас происходит конструирование среды общения, а тогда всё было естественно.
Стал ли «третьим местом» «ВолгаФест»?
Думаю, что само рождение фестиваля – очень классная история. Всегда новая тема, всегда интересно. Есть, конечно, некие пожелания к нему, так как изначально он задумывался как фестиваль набережных.
Мне кажется, нужно больше «качать» тему, связанную с другими городами на реках. В позапрошлом году мы осуществили вместе с Арменом Арутюновым идею резиденций волжских городов: Нижнего, Казани, Ульяновска и Саратова. Здесь они естественным образом проявили свой потенциал, своих художников и истории людей. Мне кажется, что Самара должна стать центром сплочения всей Волги – самым ярким пространством общения.
Можно ли выделить три главных составляющих крутого общественного пространства?
На самом деле всё просто. Это должно быть место, в которое хочется прийти просто так. Человек говорит: «Я хочу туда». В этом месте можно не просто послушать музыку, встретиться с друзьями, выпить кофе, что-то купить, туда именно тянет. Мы с моей супругой Машей давно пытаемся расшифровать и понять составляющие культурного ландшафта. Почему есть магия места? Это можно проанализировать и исследовать, но иногда она складывается непонятно почему.
А если разбирать подробнее, то, во-первых, в конкретном месте у человека должна быть возможность реализации себя как художника, покупателя или как-то ещё. Чем больше возможностей даёт место, тем оно притягательнее.
Конечно, кроме функционала важно помнить и про символичность. Скрытые символы тоже дают энергию проявлению субкультуры. Чем больше слоёв уникальности таит место, тем оно активнее. Почему, например, мы ездим в Венецию?
Потому что там красиво.
Место уникальное. Нигде нет таких каналов. Есть, возможно, имитация где-нибудь в Китае. Но это не Венеция. Потому что там есть много-много историй, слоёв и персон, которые там бродят.
Кстати, у нас в этом году была выставка в Венеции. Мы с Машей победили в премии Arte Laguna Prize (международный конкурс искусств и дизайна), но, к сожалению, не смогли провезти туда нашу инсталляцию. Она осталась в Самаре. Жюри разрешили нам, в виде исключения, заменить её другой работой.
В венецианском Арсенале мы представили инсталляцию «Дождь», которая больше соответствует нашему мироощущению. Она представляет собой дождь из камней, который передаёт чувство остроты прохождения жизни. Ты движешься между острых сланцевых камней, последний из которых завис в сантиметре над вечностью. Она выглядит, как зеркальный чёрный квадрат. Перед уходом в вечность ты чувствуешь, что всё пройдёт сквозь тебя. Одно из рабочих названий инсталляции «Пока они летят».
А где вы взяли эти камни?
В «Кастораме» города Гренобль. До выставки оставалось несколько дней. Что? Где взять камни? Мы буквально за десять минут до закрытия магазина въехали в ангары. Ещё я купил кувалду, чтобы рубить камни. Но самое сложное было их просверлить. Это заняло много времени.
Маша лила воду на сверло прямо из венецианской лагуны. Это был целый перформанс. Я даже разбил до крови голову о камень, когда полировал чёрное стекло за пять минут до закрытия зала. Нужно было, конечно, это снимать на видео.
Инсталляция висела там полтора месяца. Через несколько недель поеду снова в Венецию, чтобы забрать работу. Может быть, поучаствую ещё в нескольких выставках. Есть предложения из Мадрида, Монте-Карло, Майами и Милана. Пока остановились на последнем.
Фото: Лилия Файзуллова
Комментарии ()
Написать комментарий