Кто продаётся - художники про монетизацию искусства

В 2022 году мы начали жить в новом мире, в котором, как мы предположили, наверняка, изменился и арт-рынок. Попросили столичных и самарских художников рассказать, как они зарабатывают, кто сейчас покупает их работы, можно ли продавать русское искусство за рубежом.

Александр Болквадзе (Москва):

Многие российские галереи потеряли существенную долю своего рынка. Часть галерей лишились финансирования и вынуждены были закрыться. Некоторые институции перестали существовать или сменили профиль деятельности. Художники пострадали ментально, финансово, физически. В большинстве случаев это был их личный выбор.
Российский арт-рынок как явление никуда не исчез, все крупные игроки продолжают существовать. Проходят выставки, открываются резиденции. Независимые авторы востребованы так же, как и всегда. Есть тенденция не актуализировать темы, которые могут кого-то задеть. Возрос интерес к китайскому рынку.

Тренд 2022 года - инвестиции в искусство. Это не только поддержка молодых авторов, но и способ выгодно вложить свои деньги. Все модные галереи Москвы выстраивают свою маркетинговую стратегию на основе анализа баз данных аукционных торгов и выставочной деятельности художников. Это позволяет создать прозрачную и понятную среду для продажи художественных произведений и привлекает новых молодых коллекционеров.

^{арт-пространство «МИ»}

Я работаю в сфере искусства более 10 лет. Даже в нынешних условиях такого количества возможностей для российских художников, как сейчас, не было никогда.
Конечно, большинство регионов сильно отстают в этом плане от Москвы, но даже там постепенно появляются свои центры современного искусства.

Российские галереи и в лучшие времена с большим трудом выстраивали отношения со своими западными коллегами. Сейчас многие связи разорваны, но наше искусство не стало хуже от того, что его отрицают в некоторых других странах. Со временем всё вернется на свои места.

Андрей Сяйлев (Москва - Самара):

Доходы художников изменились. Если мы говорим про рынок современного искусства, то он заточен на общеевропейские контексты. Повестка такова, что мы делаем резкий поворот по всем фронтам. Он на самом деле начался не сейчас, просто инерция наросла и резкость.

А началось всё в 2014 году. С этого времени потихоньку закрываются резиденции для русских художников, обрываются нейросвязи. К 2021 - 2022 годам мы вышли на плато, когда русское искусство существует отдельно. Лишь энтузиасты старались эти мостики наладить.

Рынок обрубается, присутствие отечественного за границей уменьшается. Всё замыкается на нескольких коллекционерах. Есть те, кто собирает искусство, которое искренне любит - то есть определённый пул художников. Если твое искусство кому-то непонятно или не нравится, то покупать тебя не будут.

Есть другая группа - коллекционеры-инвесторы, которые готовы вкладывать в авторов. Они покупают работы веерным способом - главное сделать это дешево, чтобы продать дороже. Инвестиции схлопнулись, потому что рынок штормит. Рынок искусства, пусть и российского, это часть глобального рынка. Сейчас многие предпочитают деньги не тратить.

^{на «Ночи музеев»}

Третья группа - профессионалы, которые покупают коллекцию, создавая срез искусства. Например, то, что попадет в Третьяковскую галерею. Они продолжают собирать коллекции вместе со своими советниками и искусствоведами. При этом VLADEY (первый российский аукцион современного искусства) показывает средний градус по палате. Я в нём участвовал и смотрел, какая там динамика. Мне кажется, он просел в разы, цены упали, покупают сейчас намного меньше.

Мы с галеристами думаем, что делать дальше. Скоро будет Cosmoscow (международная ярмарка современного искусства), и я делаю инсталляцию, напрямую связанную с деньгами. Это, конечно, ирония по поводу рынка, который окаменел. Мы склоняемся к тому, что, наверное, не стоит сильно развивать NFT (цифровое мультинациональное искусство), его могут позволить только те страны, в которых больше развита цифровая экономика - ОАЭ, США. Приобретая незаменяемый токен, ты тратишь избыточные деньги - криптовалюту.

После Cosmoscow будет Berlin Art Week, туда собираются ехать галеристы, чтобы наводить мосты и пытаться делать выставки. В ближайшее время я вижу современное искусство как нечто лабораторное, личностное, некий нонконформизм. Кто-то, возможно, уедет. Останутся «лианозовцы», выезды на природу, акции для небольшого количества людей. Останутся ещё заказной паблик-арт или не касающиеся табуированных тем работы.

Татьяна Кондратьева (Самара):

Доход растет, когда повышается скилл. В последнее время я лучше понимаю, что хочу рисовать, и что у меня круто получается, соответственно растёт заработок. Относительно ситуации в стране и мире я не почувствовала ничего. Наверное, люди осознают свою смертность и начинают больше ценить какие-то приятные для души и сердца вещи. Цены на работы я устанавливаю сама, и это никак не зависит от курса валют. Раньше я не особо сотрудничала с другими странами, продала пару обложек музыкальным группам. Думаю, что не важно, какой ты нации, пола. Ценно совпадение вкусов.

Сейчас я впервые сотрудничаю с Нью-Йорком. Там будет проходить выставка современного искусства. А в Самаре сейчас очень классное время, потому что открываются новые площадки. Например, «419» делает довольно хорошие продажи. «Виктория» проводит аукционы. Я давно не видела такого движа. Покупают не просто холсты маслом с пейзажами, а современное искусство, новые экспериментальные техники.

^{Галерея «419»}

Кстати, в «Кухмистерской» проводили выставку самарских художников прямо внутри ресторана, ещё «Рюмочка» показывает в зале современное искусство. В целом очень много заведений обращается к авторам. Любой общепит становится для галерей конкурентом. Недавно куратор «Виктории» Сергей Баландин знакомил дизайнеров с художниками, чтобы они использовали картины в своих проектах.

У нас не сильно развиты галерейные площадки. Хотя, конечно, я могу и ошибаться. У меня лично продажи идут благодаря знакомствам, сарафанному радио. Насколько я знаю, у моих знакомых такая же ситуация. Региональные проекты есть, но я в них почти не участвую. Меня до сих пор цензурируют, потому что обнажённая натура воспринимается до сих пор как что-то порнографическое, неприемлемое. Из-за этого меня несколько раз закрывали и ограждали на выставках. Это довольно странная практика. Мне нравится поле телесности, оно больше про открытость и ранимость.

Фото: Виталий Шабинский, из личного архива художников

Жанна Скокова